Ворон прохрипел с кривой ухмылкой:

– Я не знаю, что сделать для вас.

– Ты все еще не понял. То был кнут, а теперь – пряник. Поможешь мне – вытащу тебя отсюда.

Он разжал пальцы, выпуская горло узника.

– Бред, – сплюнул Марк. – Вы, может, купили одного стражника, но осталась еще пара сотен.

– И все они подчинятся приказу герцога.

– А герцог подчинится вам?.. Хватит выдумывать.

– Как ты верно подметил, герцог обожает сестру. Если она попросит, он отпустит тебя.

– Даже не знаю… – замялся Марк.

– Слово лорда: дай мне то, что нужно, и выйдешь на свободу. Мы с женой устроим это.

Ворон сделал паузу, придвинулся к уху графа:

– Монастырь Ульяны Печальной на западе Альмеры. Ваш вассал помещен туда без вашего согласия. Весьма ценный вассал. Спасите его и познакомьте с императором – владыка будет вам безмерно благодарен.

– Какой еще вассал?..

– Увидите, когда окажетесь в монастыре.

– Скажи сейчас!

– Сделайте, что обещали. Затем поезжайте в монастырь. Там все узнаете. А попробуете выпытать силой – стану орать так, что услышит даже герцог в своей башне. И тогда, поверьте, тайна потеряет для вас всякую ценность.

Граф, помедлив, кивнул:

– Хорошо, уговор.

И крикнул стражнику:

– Отпирай!

* * *

Хорошо, когда есть надежда. Появляются силы терпеть.

Многое. Полумрак, боль в каждом дюйме тела. Трясину.

Вечером того дня снова пришел лекарь. Осмотрел и смазал раны, поцокал языком над полоской содранной кожи. Дал выпить безвкусного раствора, сказал: будешь спать, но поправишься быстрее.

Марк провалился в темень. Непохоже было на сон. Больше – на свечу: будто задули, и чувства погасли. Это, пожалуй, к лучшему: в забытье боль не чувствовалась. Ненадолго очнулся, выпил воды, провалился снова. Так повторялось не раз.

Выныривал рывками, с криком. Казалось: сейчас начнется. Иногда казалось, что чувствует клещи или слышит голос:

– Где стоят полки?..

Вопил, катался по полу, покрывался ледяным потом прежде, чем осознавал: он один. В камере никого. Оконца в потолке, тусклый свет, миска с водой. Сухари и каша.

Он долго не притрагивался к пище. Сама мысль о еде не приходила в голову. Мертвецам не нужно…

Только подползал к миске и пил по-собачьи. Снова угасал.

День на третий после… или на пятый… тщательно ощупал и осмотрел себя. «В том объекте, что останется от вашего тела…» Он с удивлением обнаружил, как мало потерял. Ноги и руки действовали, глаза и уши остались на месте. Переломаны четыре пальца: три на левой, один на правой. Кожу покрывала сетка ранений, но серьезным было лишь одно: полоска голого мяса на руке. Стараньями лекаря она не гнила, только болела так, что хоть вой. Без боли в какой-нибудь части тела нельзя было ни сесть, ни лечь, ни почесаться… но Звезда осталась на положенном ей месте – на небе. Очень далеко от бренного тела узника.

Он решился поесть.

Поспал и поел вновь.

Поспал – поел.

Поспал.

В этот раз сумел проснуться без крика. Что-то светлое чувствовалось на душе. Надежда?..

Он принялся учиться ходить. Было сложно: стопы оказались продырявлены гвоздями или чем-то вроде… Однако ходить нужно. Он не мог вспомнить, зачем. Знал только, что нужно, – вот и ходил. Сгибал дубовые ноги, становился то на пальцы, то на пятку, подвывал.

Нашел горсть пилюль в углу и вспомнил: это что-то хорошее. Проглотил одну. Спустя сколько-то минут боль отупела и почти перестала досаждать. Он расхаживал из угла в угол все тверже с каждым шагом и думал надежду. Она походила на тепло от печки. Об нее можно было погреться.

Тепло. Надежда.

Долгое время это была единственная мысль, доступная сознанию.

Он ходил по камере, разминал ноги. Пил воду. Ел кашу, когда приносили. Глотал пилюли, когда хотел отдохнуть. Спал.

Был день восьмой или десятый, когда он проснулся с мыслью: нужно выбраться отсюда. И разом, зажегшись от этой мысли, как искровая люстра от поворота рычажка, ожило все остальное. Пансион Елены – подмена невест – заговор Сибил – мятеж Эрвина – Персты Вильгельма – всемогущий Адриан – Запределье – пытки – обещание графа. Нужно выбираться.

Почему? Теперь он это видел. Атака на Эвергард резко повысила ставки. Адриан решил упразднить Палату и приручить Великие Дома. Если в планы Сибил Нортвуд входило цареубийство, то она предпримет его в ближайшее время. Власть унаследует Глория под именем Минервы Стагфорт, а Великие Дома, одуревшие от счастья, присягнут ей на верность. Если кто и поставит под сомнение власть медвежьей дочки, то ему придется иметь дело с батальонами Ориджина. Очень действенный план. Потому нужно выбраться. Предупредить владыку.

Этой цели послужит граф Шейланд. Оглядываясь в прошлое, осторожно задевая взглядом черную трехдневную яму, Марк не мог не радоваться двум вещам. Первое: ориджиновские палачи не догадались спросить его о Минерве! Пытали о том, что было им важно: армии, полководцы, диспозиции, и Марк выложил в итоге все, что только мог вспомнить… но о Минерве они не спросили!

И второе: разговор с графом Шейландом. Конечно, Виттор не лгал. Конечно, он мечтает выбраться живым из переделки и найти способ подольститься к Адриану! Кто бы не мечтал на его месте?! Конечно, в теплой постельке, между порциями ласк, он замолвит словечко перед женушкой, а та следующим днем пойдет к своему дражайшему братцу…

Нет, конечно, Марк не строил иллюзий: никто не отпустит его на свободу. Чхать на слово чести, таких пленников не отпускают. Но граф выпросит его в свое распоряжение. Эрвин отдаст: Марк теперь бесполезен для него, как выжатый лимон. А граф возьмет: ведь куда лучше иметь двух заложников в подарок Адриану, чем одну лишь обманщицу-Минерву! Граф не знает о размолвке Ворона с императором. Граф считает Марка ценным помощником владыки. И главное: представ перед императором, Марк сможет подтвердить, что граф ни сном, ни духом не собирался поддерживать мятеж. Граф – жертва обстоятельств, и только! Ворон скажет это – владыка поверит.

Нужно учиться ходить.

До графской столицы, Уэймара, неблизкий путь. Карета – северный порт – морское судно – Предлесье – речное судно… Граф сам сказал, что его эскорт хилый. А корабль – не темница, доски – не камни… Давай, граф, шепчи на ухо своей красотке! Давай, принцесса Севера, иди к брату, тяни за ниточки! А я, тем временем, вспомню, как ходить. И плавать. И драться, если понадобится.

Корабль – не темница… Совсем другое дело.

* * *

– К тебе пришли, – сказал тюремщик. В этот раз не было ни пинка, ни ведра воды. И голос звучал как-то странно.